Ставрополье превращается в Косово: конфликты русских и мигрантов

Репортаж из новой зоны нестабильности в России

«Вы здесь скоро будете дома бросать и убегать» — межнациональный мир в Ставропольском крае, кажется, остался только на бумаге. Десятки задержанных, ножи, стволы, драки, убийства — регион стал новой зоной нестабильности в России.

Жители восточных районов Ставропольского края бросают свои дома и уезжают из региона. На фото: Лацынникова Раиса Андреевна и Алексей Витальевич из Левокумского района. Они пытаются продать дом, но покупателей нет.

Корреспондент «МК» проехал по Ставропольскому краю и понял, что регион находится на грани масштабного межэтнического конфликта, экономическая ситуация удручающая, отток коренного населения увеличивается, а сами местные жители называют свой регион русским Косовом.

Только за прошлую неделю на Ставрополье произошло три массовых драки. В парке Кисловодска схлестнулись 13 человек, серьезно пострадали трое. В Ставрополе полицейские предотвратили масштабный конфликт у одного из торговых центров города, 13 человек были задержаны. В ходе еще одного конфликта в краевом центре было использовано травматическое оружие. В больницу были доставлены трое пострадавших. 23 человека были доставлены в отдел полиции. Суд назначил 19 из них наказание в виде административного ареста сроком на пять суток. 13 молодых людей были отчислены из своих вузов...

«Мы все россияне, все в равной степени должны исполнять закон, а конфликты если случаются, то носят не межнациональный, а бытовой характер». В Москве эти слова чиновники и сотрудники правоохранительных органов произносят без запинки.

Ставропольский край — самый обычный регион страны, но граничит он с необычными — Дагестаном, Чечней, рядом Ингушетия. Здесь все аномальное — рождаемость, криминогенность, дотационность. Как регионам удается сосуществовать поблизости, в рамках одного Северо-Кавказского федерального округа? Граждане в первую очередь голосуют ногами — отток русскоязычного населения из Ставрополья, в основном из восточных районов края, колоссальный. Можно говорить о том, что через 5–10 лет регион кардинально поменяет свое лицо. Основных причин две: миграционное давление и экономическое неблагополучие. Парадокс заключается в том, что на одной и той же территории местные жители еле-еле сводят концы с концами, а приезжие из национальных республик процветают. Одни не могут продать свои халупы, другие строят шикарные коттеджи. У одних работы нет, другие могут позволить себе не работать.

Лучшие друзья журналистов — пенсионеры и таксисты. Эти люди всегда все знают лучше записных экспертов и охотно делятся информацией.

Наш самолет приземлился не в краевой столице, а в Минводах — 200 километров от регионального центра. И по пути таксист Карен из Ессентуков успел мне рассказать все о своей и своих родственников жизни. Вопрос «уезжают ли люди из Ставропольского края и почему» вызвал у него настоящую бурю эмоций.

— Э-э-э-э, слышишь, — толкнул водитель меня в плечо. — Тут такое творится! Уезжают очень многие. Чеченцы облюбовали Кавминводы, особенно Кисловодск, в Ставрополь едут дагестанцы. Ведут себя очень нагло, развязно. Постоянно драки происходят. Гаишники машины с чеченскими и дагестанскими номерами не останавливают — боятся. Знают, что разговор будет короткий: сунут дуло «калашникова» в лицо и уедут. В республиках много оружия на руках — автоматы, пистолеты, гранаты.

По дороге вид из окна резко менялся: то горы, то степь, то туман, то яркое солнце. Неизменным оставался только эмоциональный тон водителя: «Из республик приезжают, убивают, насилуют — и обратно к себе. Там, по сути, российской власти нет. Вот поставили за Кисловодском пост ДПС на границе с Карачаево-Черкесией. В половине одиннадцатого вечера подъезжает машина, и в упор двоих гаишников расстреляли. И обратно к себе уехали. Никого не нашли. Денег у приезжих очень много, скупают дома, землю. Вот и уезжают люди. Не верят в будущее».

Степная зона от Ставрополья до Саратова медленно, но верно исламизируется с тех пор, как еще в СССР здесь возникли населенные кавказцами многочисленные кашары (овцефермы), ставшие по факту анклавами вне правового поля РФ. Такие фермерские поселения зачастую становятся рассадниками беззакония, и местные жители не скрывают, что на кашарах имеются и неучтенное оружие, и граждане, удерживаемые в качестве рабов.

За последние несколько месяцев в крае произошло несколько знаковых происшествий, вызвавших громкую реакцию. В мае прошлого года в хуторе Октябрьском Грачёвского района чабан Магомедов, претендуя на пастбища, ударом ножа убил местного фермера, отца двоих детей Валерия Шрайнера. В июле Албаков и Мальсагов на вокзале Кисловодска совершили нападение на русского офицера, который приехал со своей семьей отдохнуть в Кисловодск. 23 февраля в Ставрополе сотрудник полиции МВД КЧР Мамаев открыл стрельбу в центре города. 7 февраля в Ставрополе кавказцами было совершено нападение на казаков, один из них, спортсмен Максим Спасибов, попал в реанимацию из-за ножевого ранения. После словесной перепалки началась драка. Максим Спасибов профессиональный спортсмен, несмотря на численное преимущество противников, начал раскидывать их в разные стороны, один из нападавших достал нож и воткнул его в живот Максиму, прокрутив несколько раз. Через два дня после происшествия собрался стихийный сход граждан, было задержано 54 человека.

Наибольший резонанс в крае вызвало убийство в декабре в городе Невинномысске кандидата в мастера спорта по рукопашному бою 25-летнего Николая Науменко. В ночь с 5 на 6 декабря он отдыхал с друзьями в популярном ночном клубе. С ними общего языка не нашли братья Висхан и Магомед Акаевы, завязалась драка. Понимая физическое превосходство Науменко, Висхан Акаев нанес ему три удара ножом. Через несколько часов Николай скончался. По горячим следам убийцу задержать не удалось, он скрылся в неизвестном направлении. Предположительно, уехал в родную Чечню. В результате последовало несколько народных сходов с десятками задержанных, была перекрыта центральная улица города, ответ перед собравшимися вынужден был держать мэр Невинномысска.

...Отец погибшего Николай Науменко встречает меня на въезде в родную станицу Барсуковская. В комнате погибшего Николая и спустя несколько месяцев все остается в прежнем виде — в центре комнаты штанга, боксерские перчатки, на полке многочисленные дипломы победителя спортивных соревнований...

— Местные СМИ пытались представить гибель моего сына как пьяную разборку. Так могли говорить только люди, которые моего сына не знали. Он вообще не пил. Учился в школе для одаренных детей, окончил летное училище в Ставрополе, очень много друзей, один из самых близких — дагестанец Умар, — говорит Николай Науменко-старший.

На городском форуме Ставрополя 1777.ru тема с говорящим названием «Привилегированные кавказцы, или Продажность власти» за 1,5 года набрала 383 страницы. Притчей во языцех стало поведение на дорогах края машин 95-го региона с буквами КРА на номерах («Кадыров Рамзан Ахмадович», номер для особо приближенных к главе Чечни), а на совете атаманов у губернатора возмущались в том числе 100-балльными сертификатами ЕГЭ у ингушских и чеченских студентов, на практике едва владеющих русским.

Дело дошло до того, что на одном из заседаний краевого правительства председатель краевой Думы Юрий Белый заявил: «Мы сидим на пороховой бочке. Проблемы возникают по всему краю. В Интернете о нас массово отзываются так: «Мы еще покажем Алексеям и Иванам, кто тут хозяева!». Губернатор края Валерий Зеренков предложил сформировать при правоохранительных органах казачьи войска численностью до тысячи человек, вооруженные травматическим оружием.

— Я родился в Грозном и прекрасно помню, какие процессы там происходили в конце 80-х — начале 90-х годов, — говорит активист общественного движения «Новая сила» Евгений Боярский. — Тогда мы видели взрывной рост национализма. Из республики тогда бежали до 300 тысяч человек, тысячи русскоязычных были убиты до начала первой чеченской войны. По моим наблюдениям, сейчас ситуация в крае находится на уровне той чеченской ситуации.

Общественное сознание в первую очередь будоражат криминальные сводки, хотя проблема ими не ограничивается. В Северо-Кавказский федеральный округ входит семь субъектов Федерации — 6 национальных республик и один Ставропольский край.

Например, Чечня в 2011 году потратила более 80 миллиардов рублей, а налогов, в том числе и федеральных, собрали всего на 9 миллиардов. Дагестан потратил 75 миллиардов рублей против 17 миллиардов собранных налогов. В Кабардино-Балкарии бюджет составил около 25 миллиардов рублей против восьми миллиардов, полученных за счет налогов, в Ингушетии — 17 миллиардов против 2,6 миллиарда налогов. В Северной Осетии расходы бюджета составили 21 миллиард при собранных налогах в шесть миллиардов. Лучше остальных выглядит Ставропольский край — 56 миллиардов рублей налогов при 83 миллиардах бюджетных расходов, то есть в отличие от остальных он обеспечивает сам себя более чем наполовину.

Наибольший объем дотаций, исходя из данных Минфина, на душу населения в 2012 году на Кавказе пришелся на Ингушетию (17,5 тысяч рублей в год на человека). За ней следуют Дагестан (12,3 тысячи), Чечня (11,4 тысячи), Карачаево-Черкесия (11,7 тысячи), Северная Осетия (9,5 тысяч) и Кабардино-Балкария (7,5 тысяч). При этом на среднестатистического россиянина в 2012 году пришлось всего 2,8 тысячи рублей федеральных дотаций. На жителя Ставрополья в среднем приходится 3,5 тысячи рублей в год.

По данным Госкомстата за 2011 год, при среднем в России уровне безработицы в 6,6 процента на Кавказе безработными были 15 процентов населения. При этом в Чечне этот показатель достиг 36,7 процента, в Ингушетии — 48 процентов, а в Дагестане — 12,8 процента. Ставропольский край оказался даже лучше среднероссийского показателя — 6%.

Федеральные власти любят сравнивать уровень субсидирования субъектов СКФО с куда более дотационными регионами Дальнего Востока, но жители ставропольских Георгиевска или Буденновска сравнивают свою жизнь не с жизнью в Тикси. На расстоянии в 100 километров от них находятся города и села Чечни и Ингушетии, где строятся школы, кладется асфальт, проводится капитальный ремонт домов и строятся новые. И пусть в этих республиках бесконтрольный доступ к бюджетам и дутые зарплаты — удел избранных, но именно эти «избранные» приезжают в Ставропольский край, подкупают чиновников и полицию.

Владелец хорошего авто с двигателем в 220 л.с. заплатит в Ставрополье 8800 рублей транспортного налога, а в Грозном — лишь 1540 рублей. Это самый низкий показатель по стране, и то же самое можно сказать про другие налоги и коммунальные тарифы, по которым у республик, в том числе и перед Ставропольем, миллиардные долги.

«В перспективе Ставропольский край действительно может стать русским Косовом, — говорит демограф, профессор Ставропольского государственного аграрного университета, доктор политических наук Юрий Ефимов. — Русское население себя не так активно воспроизводит, а кавказское более активно. Миграционные процессы играют на руку кавказским этносам. Если раньше в регион был огромный приток русских из национальных республик, то сейчас он исчерпался — все, кто мог, уже уехали. Особенно тяжелая ситуация на востоке края. В 2010 году я получил карт-бланш от краевых властей по изучению текущего положения. Мы с моими помощниками эти районы объехали, подробно ситуацию изучили, выдвинули губернатору ряд предложений. Но никто ничего делать не захотел. Мы подробно исследовали миграционную, демографическую, социально-экономическую сферы восточных районов. Наиболее тяжелая ситуация в 5 из них: Нефтекумском, Буденновском, Левокумском, Курском, Арзгирском. Кроме нашего исследования никто подробно проблему миграционных потоков и взаимодействия приезжих с коренными жителями даже не изучал. Муниципалитеты бьют в колокола, они на местах все видят, но на уровне региона чиновникам легче сделать вид, что ничего не происходит.

— А есть социологические данные о национальном составе этих районов? Какие тенденции вы выявили?

— В каждом районе сидит представитель миграционной службы. У этих людей самые достоверные данные, но добыть их очень сложно. В наиболее проблемных районах уже сейчас соотношение русского и нерусского населения 50 на 50. Например, в Курском на начало 2011 года было 51% славян на 49% приезжих. В некоторых других соотношение колеблется в районе 60 на 40. Важно понимать, что русские уезжают не только из-за миграционного давления, но и из-за системы хозяйствования. Колхозы, совхозы распались, русскоязычное население привыкло, чтобы о нем заботилось государство. А сейчас оно не заботится, рабочих мест нет.

— Получается парадоксальная ситуация: для коренного населения возможности заработать нет, а для приезжих — есть...

— Дело в том, что приезжим из национальных республик не нужен страховой полис, не нужна прописка, официальная работа. Им нужна земля. Они выпасают скот, который также черным налом вывозится на бойни, есть ингушская, чеченская бойни. Здесь скот пасут — туда переправляют «КамАЗами». Вот и весь бизнес. Я спрашивал у директоров хозяйств на местах: «Почему кавказцам работать выгодно, а местным — нет?». Ответ у всех один: кавказцы не платят налоги, действуют коррупционные схемы. Полиция от проблем самоустранилась. Явно видны двойные стандарты: к переселенцам относятся более лояльно, чем к местным жителям. Околокриминальные конфликты возникают в первую очередь в молодежной среде. Через бытовые и социально-экономические они становятся межнациональными. Важно понимать, что противостояние идет не по линии русские — нерусские или христиане — мусульмане. Проблемы имеются по линии местное население — приезжие. Огромные сложности возникли у коренных нерусских народов — ногайцев, туркменов. Им и бежать некуда — весь их ареал расселения расположен в Ставропольском крае.

6 утра, автовокзал Ставрополя. Рейсовая маршрутка, что движется на восток края, не пользуется большой популярностью. Окна занавешены, улицу видно только через щели в занавесках. В кромешной темноте кажется, что мы на броневике едем на место боевых действий. Где-то за политым кровью Буденновском начинает светать, но солнца не видно — небо затянуто тяжелыми тучами. Пейзаж вокруг трассы впечатляет простором и однообразием — степь да поля. Взгляд останавливается только на мачтах электропередачи, которые похожи на гигантские кресты. Кресты связаны чуть видными нитями электропередачи. Иногда попадаются и настоящие поклонные кресты. Так обозначают села, где большинство населения — русские. Крест спиливают, когда православных в селе становится меньшинство.

Левокумский район — небольшой сельский район, один из близлежащих к Дагестану.

— У нас в районе население 40 тысяч человек, — рассуждает глава Левокумского района Николай Напханюк. — Ежегодно уезжает 300–400 русскоязычных семей, это факт. Сейчас у нас в районе соотношение такое: 75% русских, 25% приезжих. При этом в руках приезжих даргинцев сосредоточено около 70% бизнеса и земли. К этой ситуации привела продажность прежних руководителей. Кто платил, тот и заказывал музыку.

— Для борьбы с коррупцией вы что-то предпринимаете?

— Пытаемся выяснять, кому принадлежит земля, пытаемся заставить платить налоги.

На границе села меня встречает атаман Левокумского районного казачьего войска Александр Перепелицын. «Главная проблема заключается в том, что село забыто государством, — сетует Перепелицын. — Работы нет, молодежь убывает со страшной силой. Рынков сбыта сельхозпродукции нет, а со вступлением в ВТО вообще хана будет. Свинина, говядина не продаются. У меня отец 200 голов индюков вырастил, а деть некуда».

— Я действующий фермер, глава крестьянско-фермерского хозяйства, — продолжает Перепелицын. — Но уже посещают мысли, что пора это дело закрывать. Государственная власть ориентируется на московские реалии, а там совсем другая жизнь. У самого мелкого предпринимателя в Москве оборот 200–300 тысяч в месяц. У нас здесь — 20–30 тысяч в месяц. И в таких условиях отчисления в Пенсионный фонд подняли больше чем в два раза. Это еще один гвоздь в крышку гроба нашего сельского хозяйства. У меня сын в 2011 году пришел из армии, стал со мной заниматься хозяйством. Ему все нравилось, захотел свое дело открыть. Ну набрал овец, а теперь все пришлось закрыть. Такие налоги, что легче ничего не делать.

К атаману подходят трое ребятишек, спрашивают про то, как можно стать казаком, что надо делать. Тот терпеливо объясняет, а потом возвращается к наболевшему: «Во всем районе нет ни одного спортзала, ни одного стадиона. Детям нечего делать. Люди работают за 5–7 тысяч рублей в месяц. Как на такие деньги выжить? А как ребенка выучить? Если в семье есть пенсионер, то есть возможность ребенку высшее образование получить. А если нет — то и перспектив нет. Не сегодня, так завтра мы столкнемся с такой проблемой, что у нас не будет комбайнеров, трактористов. Никто не учится на эти профессии. Токарей уже сейчас дефицит. Национальных проблем особо нет. Моя дочь учится в школе в третьем классе. В классе 24 ребенка. Соотношение 50 на 50, но оно меняется не в лучшую для местных сторону. В любом случае я, как капитан корабля, отсюда последним уеду. Свою землю бросать не собираюсь».

Если пройтись по селу, то на первый взгляд кажется, что оно самое обыкновенное. Голосят петухи, по дворам шастают гуси. Но что-то все-таки цепляет взгляд. Внезапно понимаю, что чуть ли не через каждый дом на воротах висит объявление о продаже жилища. Захожу в первый попавшийся дом с таким объявлением. Открывает мужчина средних лет по имени Алексей. «Почему уезжаю? Я гаишником работал, остановил машину без номеров. Там за рулем сидел 14-летний даргинец. Я его оформил, машину на штрафстоянку отправил. Потом отец парня пожаловался в прокуратуру. Он посчитал, что я его сына тормознул из-за межнациональной предвзятости. Полгода мне голову морочили, я в итоге решил уволиться, хочу уехать».

— Я выхожу молоком торговать на улицу. Ко мне сразу полицейские подбегают, — говорит пенсионерка Валентина Ивановна. — У приезжих по 20–30 коров, отары овец. Они не платят за воду, за газ, слыхом не слыхивали про санитарные нормы. Полиция их не трогает. Ты, детка, считаешь, это нормально? Я вот думаю: даргинцы взятки дают ментам или те просто их боятся?

— Лацынниковы Раиса Андреевна и Алексей Васильевич, — важно представляется пара пенсионного возраста.

— Щас я тебе все расскажу, как мы тут живем, — голосит Раиса Андреевна. — Глава района кричит на каждом углу, что наш район процветает. И чем же он процветает? У меня ответа нет. Маслозавод не работает, колбасный завод не работает, винный почти не работает. Жить здесь уже невыносимо. Я хочу продать дом за 900 тысяч. У русских денег нет. Даргинцы дают в два раза меньше, я им отказываю, а они шипят: «Вы здесь скоро будете дома бросать и убегать».

В краевую столицу я возвращался со смешанными чувствами. Понятно, что в условиях слабого коррумпированного государства лучше себя ощущают те народы, кто сохранил внутреннюю организацию, народы, где человек действует не в одиночку, а в составе клана, диаспоры. И сами народы в этом винить глупо, а вот государство, получается, своим избирательным отношением к разным группам граждан провоцирует ненависть. На Ставрополье веками уживались представители разных народов. Хотелось бы, чтобы люди научились мирно сосуществовать на одной земле и сейчас.

"МК"