Страх и ненависть в Ставрополье

В последнее время со Ставрополья приходят тревожные новости: русских выдавливают из края горные россияне (даже губернатор Краснодара Ткачев заявил во всеуслышание, что Ставрополье — «фильтр», который «потерян»), постоянные межнациональные конфликты, жесткий прессинг народных сходов и активистов-националистов, беспредел, безнаказанность и попытки со стороны региональные единоросских крысок замести под ковер разгорающуюся в крае межэтническую войну. В правом углу ринга у нас горцы, в основном дагестанцы, тихой сапой колонизирующие восточные районы Ставрополья, самовольно захватывая земли и выдавливая русских. В центре ринга у нас Пятигорск — когда-то тихий курорт, а теперь помесь Лас-Вегаса и осажденной крепости, последний русский форпост перед клубящимися дымом зла горами Кавказа. Чуть правее — армянская, еврейская и другие традиционные диаспоры, напуганные нашествием горняков, но еще не готовые открыто встать на сторону русских. Россыпью посреди всего этого реестровые и нереестровые казаки, Церковь, родноверы и национальные активисты. И покрывалом сверху — перепуганная власть, чьи разговоры о ситуации в крае похожи на обсуждение секса в женском монастыре (главное правило — не называть вещи своими именами, говоря изысканным языком бюрократических намеков).

 

 

 

Как тут можно устоять от посещения дивного южного края, раскаленного новостями о все новых народных сходах и их жестких разгонах? Никак. Тем более, что, приехав в Пятигорск, я увидел не крепкую южнорусскую витальность — как ожидалось — а обретающий плоть и кровь мир постмодерна. Постгосударства. Постнационализма. Москва все время претендует на то, чтобы стать полноценной частью Европы, но на самом деле по протекающим там процессам государственного распада к Европе, к баскам, к шотландцам, к северным итальянцам куда ближе Ставрополье.

 

Первым делом меня поразили терские казаки. В отличие от московских ряженых, это люди в строгой черной одежде без наград и без малейшего пиетета к Церкви или власти, привыкшие рассматривать горцев прежде всего как добычу. Основное противостояние между реестровыми и нереестровыми казаками в том, что первые заявляют себя как служилое сословие, которому государство должно давать денежку, чтобы они за эту денежку изображали из себя особую воинскую касту. В эгалитарном бескастовом обществе XXI века. Нереестровые же казаки говорят, что они не каста, не сословие, а народ. Казак — национальность. Четвертая ветвь русского народа: великороссы, белороссы, малороссы, казаки. С академической точки зрения это бред. С политической точки зрения — гениально. Выписавшись из русских («Мы, казаки, против вас, русских, ничего не имеем!»), терцы смогли реализовать полноценную национальную программу, за которую русских Путин просто бы задавил, от своей системы образования до территориальных претензий к Чечне (!!!).

 

Я беседовал с шестидесятилетним атаманом Чурековым, мятежником с богатой биографией — в частности, в 90-ых господин Чуреков устроил блокаду аэропорта в рамках дискуссии с властью, можно ли казакам иметь оружие, затем рубился с чеченцами, а сейчас создает политическую Кавказскую казачью линию, уже насчитывающую 1 600 человек (значительная часть которых — ветераны Чечни), рассчитывая консолидировать все казачье население Ставрополья — и видел перед собой умного и опытного стратега, мыслящего на поколения вперед. Буквально — Чуреков очень гордится, что пробил идею казачьих классов (где сейчас обучается 570 учеников всех возрастов), в которых казачатам по сути преподают основы казачьего национализма. Все ученики в обязательном порядке носят казачью униформу, уроки начинаются с молитвы, уже первоклассникам внушается, что Ставрополье — это их РОДОВАЯ земля, и что те же чеченцы — немножко оккупанты, живущие на отобранном у казаков. Чуреков спокоен за будущее казачьего дела — классы скоро дадут первые выпуски выращенных в этническом казачьем духе детей, которые станут стальной опорой казачьего движения. На естественный вопрос, не беспокоит ли его, что полностью плоды его усилий созреют лет через 25, Чуреков лишь улыбается и говорит, что именно так везде элиту и выращивают.

 

На этих словах я вдруг вижу перед собой не местного политического деятеля, чьи соратники ассоциируются с вырожденцами в медалях за взятие Очакова, но Хозяина. Человека, который планирует развитие за пределами своего жизненного цикла. Есть ли кто-то подобный у нас в Москве? Грустно-риторический вопрос. Клоуны есть. Шуты есть. Пара интеллектуалов есть. А Хозяев — нет.

Деятельность терцев не ограничивается школами, у них есть и свой казачий рынок с солидным оборотом, и политические организации, и, самое главное, общины, насчитывающие от 40-50 до 600 и более человек. Что будет, если чеченец убьет одного из общинников?

 

Хороший атаман поднимает всю общину и приходит конно, людно и оружно разъяснять чеченской диаспоре всю ошибочность их взглядов на мир. Уже сама мысль, что если что, придется отвечать перед сотнями хмурых вооруженных мужчин, заставляет местных горных жителей корректировать свое поведение. На наших глазах Чурекову звонили и рассказывали о конфликте молодых казаков с чеченами, закончившимся поединком один на один, в котором казак забил чечена до полусмерти — после чего вопрос был закрыт. Чем бы обернулась эта история в Москве? Очевидно, чувствуя свою безнаказанность, чечены без всяких поединков постреляли не понравившуюся русню и поехали бы дальше, зная, что в крайнем случае придется дать денег ментам. Межнациональный мир здесь обеспечивается по-американски: когда с каждой стороны вооруженные мужчины, все стараются вести себя прилично.

 

Или неприлично — на перепуганный московский взгляд. Терцы не просто требуют признать себя народом — они требуют статуса народа репрессированного (привет, сталинисты! Приезжая на Ставрополье, подумайте, бегаете ли вы быстрее пули...), с возвращением всех незаконно отторгнутых земель, большая часть которых находится в республике-герое Чечне. Да, вы поняли правильно — терцы требуют компенсацию с чеченцев, воспитывая новые поколения, наследников с мыслью о том, что чеченцы — это в первую очередь народ, который им должен. Само собой, что вопрос о бегстве со Ставрополья даже не рассматривается, пережив две чеченские, казаки научились правильно дискутировать с депардыровыми, и перспектива нового нашествия их не пугает.

 

Но вся эта красота, как и говорилось выше, обходится в копеечку, и копеечка эта — создание новой национальной идентичности. Выписывание из русских — не до конца, а так, на полшишечки. Еще без яростного украинского клеймения «угрокацапов», но уже со знакомыми нотками, что и Имперская Россия казаков обижала, а, следовательно, вся система взаимоотношений казачьего народа и русского центра сводилась к борьбе против угнетения казаков центром. Конечно, при наличии чеченцев под боком «москали» для терцев не враги, а союзники, но в случае решения кавказского вопроса дальнейшую эволюцию казачьего нацпроекта предсказать несложно — просто посмотрите на наших украинских друзей, с мучительным сладострастием расчесывающих каждую болячку и каждую обиду от русских.

 

Я был рад, увидев русских людей, которые не боятся примитивных горных дикарей и, как и положено белым людям, выставляют им еще и встречные претензии («Отделить Кавказ? Только после того, как они наши земли вернут!»). Я был опечален, увидев новые трещины на общерусской идентичности, дальнейший распад нашего великого испанского народа на басков, каталонцев и черт знает кого еще. И вдвойне я был печален от того, что не мог существенно, предметно возразить Чурекову и его теориям этногенеза. Что я мог сказать? «Нет, вы такие же русские, как и мы, как 10 миллионов русских москвичей, которые не могут поставить на место 100 000 чеченцев! Вы такой же беспомощный атомизированный народ, как и мы! Вам так же плюют в лицо, а вы лишь утираетесь, кококоча по интернетам про «чурок на кол!!! Сколько можно терпеть!!!11»?

 

Нет, я не мог заявить, что лидер 1600 вооруженных мужчин столь же беспомощен как вы, я или любой другой житель огромного мегаполиса, не знающий даже соседей по лестничной клетке. «Вы пытались захватить федеральный аэропорт, а мы вышли на разрешенный митинг, ничего не добились и утерлись, выбрав что-то вроде вашего общевойскового круга, только почему-то из гламурных блядей и импотентов. И теперь у вас есть казачьи депутаты в местных органах власти, расширяющие вашу сферу влияния, а наш Общерусский Круг Оппозиции принял решение не поддерживать оппозиционных кандидатов, поэтому даже в чисто политическом смысле мы никто... Один народ... Кхм... Как-то не очень убедительно звучит, да».

 

Страшны не сами процессы распада русской идентичности — страшно то, что нам нечего им противопоставить, нечего возразить при малейшей интеллектуальной честности. Мы — жертвы. Они — нет. Нас — много. Их — мало. Но у них есть политические институты, социальные институты, культурные институты, экономические институты, а у нас нет ничего. Конечно, этому можно найти тысячу оправданий, но ни казакам, ни чеченцам неинтересны оправдания, они не ищут виноватых, а строят свою реальность, отстаивая свои интересы, пока мы выясняем, национализм ли фашизм, за что воевали деды и как надо относиться к советскому периоду истории (вопросы, и для терцев, и для чеченцев давно уже решенные).

 

Терцы могут стать нашим заслоном против угрозы с Кавказа, стать не как сословие, а как народ, выросший исключительно на борьбе с кавказцами, и любящий кавказцев так же, как охотник любит дичь. Но терцы могут стать и моделью для дальнейшего распада общерусской идентичности и расползания нашего народа уже даже не на украинцев и белорусов, а на ингерманладцев и залессцев. Строительство казачьей этнической идентичности — это, помимо всего прочего, еще и вызов русскому интеллектуальному классу, вызов, на данный момент даже не проговариваемый, даже не обсуждаемый в московском экспертном сообществе. И в этом смысле ряженые полудурки, борящиеся с Гельманом, работают идеальной дымовой завесой для разворачивающегося на Ставрополье нацбилдинга, несущего и новую надежду, и новую угрозу.

 

Спутник&Погром