Конфликтная миграция: вокруг Северного Кавказа
Российская политическая элита совершила грубые просчеты, не сумев предотвратить обострения межнациональных противоречий на Северном Кавказе. Многочисленные конфликты, войны, вынужденные миграции и другие негативные политические процессы, произошедшие и происходящие на Северном Кавказе, являются продолжением реакции распада советского государства. Важнейшим условием развития конфликтности является обострение взаимоотношений центра и регионов, то есть выдвижение требований отдельных этнических групп к государственным структурам и властям различного уровня.
После развала Советского Союза Северный Кавказ оказался самым опасным территориальным источником угроз с точки зрения сложившейся социально-экономической ситуации, системы государственного управления и национальной безопасности России. Строго говоря, таким он остается и по сей день. Этот взрывоопасный регион до сих пор является объектом повышенного внимания и экспансии зарубежных радикальных квазиисламских и других организаций. Бесспорно, что Северный Кавказ объективно является самым слабым звеном в ряду геополитических опор федерализма в России, разрушение которого способно вызвать своеобразный «эффект домино» на протяжении всей периферии страны с неизбежным последующим крахом системы российской государственности аналогично судьбе союзного государства.
Северный Кавказ стал источником угроз безопасности по ряду объективных причин. Во-первых, Северный Кавказ и вообще Каспийско-Черноморский регион, будучи одним из наиболее слабых звеньев российской государственности, начиная с Кавказской войны XIX века и вплоть до конца ХХ века, всегда привлекал внимание традиционных главных геополитических противников российской евразийской цивилизации. После распада бывшего СССР и существенного ослабления с большим трудом созданных советских политико-экономических условий жизни, соответствующих системы органов и инфраструктуры управления, внутренней и внешней безопасности местные автономные республики стали чрезвычайно уязвимыми от любых внутренних неурядиц и конфликтов, и внешнего вмешательства в наши внутренние дела.
Глобальный отход России на новые государственные границы севернее Большого Кавказского хребта, сопровождавшийся образованием новых государств в Закавказье и серией вооруженных конфликтов, создал благоприятную геополитическую ситуацию для претендентов на мировой или региональный гегемонизм. Опираясь на идеологию панисламизма или пантюркизма, они стимулируют и финансируют разрушительные идейно-политические движения.
Этому весьма благоприятствует тот факт, что ислам как одна из самых молодых мировых религий является динамичной и достаточно агрессивной идеологией в искреннем стремлении расширить границы своего прямого влияния и даже господства за счет мусульманского населения бывшего СССР. Население Северного Кавказа и восточной части Закавказья - это в основном мусульмане, получившие в условиях идеологического вакуума широкие возможности для практически неограниченного усвоения исламских ценностей и установок в радикальных трактовках политически активных движений и организации.
Многие государства исламского мира, на территории которых берут свое начало радикальные идеи исламизма и движения, поощряют и стимулируют их в своих геополитических целях. В свою очередь правительства ведущих западных стран считают, что эффективным способом ограничения деятельности радикальных движений на своих территориях является канализация их усилий, активности и разрушительного потенциала на периферию исламского мира - в нестабильные зоны «третьего мира» - Кавказ, Афганистан, Ирак, Ближний Восток и т. д.
С исчезновением Советского Союза в результате отхода от планового, сверхцентрализованного управления экономикой прежняя производственная структура полностью разбалансировалась, что негативно сказалось на хозяйственной деятельности и жизнеобеспечении Северо-Кавказского экономического региона, глубоко интегрированного в народнохозяйственный комплекс России и в значительной мере зависящего от взаимообмена с Россией. Это отразилось во всех отраслях производства Северного Кавказа, в частности, - в нефтегазовой. В свою очередь кризис в сельском хозяйстве привел к удорожанию продуктов питания, ухудшению снабжения местного населения продовольствием.
Становление рыночных отношений при ослаблении государственного регулирования экономических процессов способствовало углублению социальных противоречий и привело к кризису образа жизни тысяч людей. Спад производства обусловил массовое высвобождение рабочей силы, причем этот процесс усугубился вынужденной миграцией переселенцев и беженцев.
Высокая мобильность рабочей силы способствовала усилению миграции в соседние с Северным Кавказом южнороссийские регионы, что привело к столкновению интересов мигрантов и коренного населения в сфере торгово-предпринимательской деятельности и развитию этнической конкуренции.
Если мы вернемся к характеристике социальной сферы на Северном Кавказе и сравним темпы роста цен и оплаты труда, то первые в 1,5-2 раза уже в начале либеральных реформ - в 1992 году - превысили вторые. В некоторых северокавказских республиках этот разрыв достиг критической черты.
С октября 1993 года в группу регионов с самым низким уровнем доходов входили все республики Северного Кавказа, при этом население Северо-Кавказского региона, составляя 12% от общей численности населения РФ, располагало лишь 8% всех денежных доходов. То есть обозначился существенный разрыв в уровне социально-экономического развития между краями и областями, с одной стороны, и между отдельными республиками Северного Кавказа.
При этом Чечня, Ингушетия и Дагестан оказались самой бедной частью не только российского Кавказа, но и России в целом, что и стало мощным дестабилизирующим фактором, несущим угрозу целостности России, так как в северо-кавказских регионах повсеместно происходит трансформация социально-экономической напряженности в межэтническую напряженность.
Прогрессирующей криминализации северо-кавказского общества естественно способствовали социально-экономические трудности, колоссальная масса незанятого и в значительных масштабах вооруженного мужского населения и такие неблагоприятные факторы, как ослабление властных структур и их коррумпированность, практически свободное обращение оружия, наркобизнес и контрабанда, усиление межнациональных противоречий и традиционное для региона межклановое соперничество. Во всех республиках наблюдались диверсионно-террористические акты, нападения на посты милиции и федеральных войск. Похищение людей с целью выкупа стало одной из распространенных форм регионального «бизнеса».
Социально-экономическую ситуацию на Кавказе существенно обострили межнациональные и межконфессиональные противоречия, всплеск национализма и сепаратистских настроений, масштабная криминализация общественно-экономических отношений и политической жизни на Северном Кавказе. Получило развитие быстрое размножение неформальных вооруженных групп и отрядов, широкое использование различными группировками неконституционных методов достижения своих узкокорыстных целей. Масштабный характер приобрела террористическая деятельность против своего же местного населения, уставшего от конфликтов и напряженности и вступившего на путь мирной жизни, особенно против представителей местных органов власти и лояльного официальным властям мусульманского духовенства.
В то же время несомненно, что многочисленные конфликты, войны, вынужденные миграции и другие негативные политические процессы, произошедшие и происходящие на Северном Кавказе, являются безусловным продолжением цепной реакции распада союзного советского государства, которая ярко и рельефно проявилась в этом традиционно сложном регионе. Российская политическая элита совершила грубые просчеты, не сумев предотвратить повторного обострения заглушенных в 1960-1970-х годах межнациональных противоречий и избежать нового кровопролития и массовых человеческих жертв. Результат известен: вооруженные конфликты и антигосударственные мятежи.
Нет сомнений в том, что непосредственную юридическую ответственность за все состоявшиеся конфликты на Северном Кавказе несут известные силы радикального национализма и сепаратизма, развязавшие в горном крае трагическую серию межнациональных и межконфессиональных конфликтов и множество террористических актов. В то же время во многом виновата сама российская власть, которая сначала с энтузиазмом поощряла так называемые «чеченскую революцию» и другие «национально-демократические движения», затем она долго выжидала, объективно предоставив экстремистам возможность укрепиться и вооружиться и, наконец, приступила к предельно запоздалому решению крайне обострившейся проблемы неподготовленными к новой кавказской войне силовыми средствами.
Религиозный исламский фундаментализм и экстремизм превратился в данном регионе в реальную политическую и военную силу. Приверженцы радикальных исламских течений, прежде всего примитивизированного «ваххабизма», начали активно проявлять себя не только в Чечне и в Дагестане, но и в Ингушетии, Кабардино-Балкарии, Карачаево-Черкесии. Деятельность исламских фундаменталистов уже стала распространяться и на некоторые российские регионы традиционного православия.
Исламский фундаментализм в варианте ваххабизма смог перешагнуть границы Северного Кавказа и проникнуть в российские регионы с мусульманским населением - прежде всего в Татарстан. Лидеры различных организаций и движений крайне радикального толка начали предпринимать активные попытки путем разжигания межнациональной и религиозной розни реализовать различные варианты нового территориального устройства регионов, обретения максимального суверенитета национальными республиками в рамках конфедеративной России.
В результате разразившихся вооруженных конфликтов возникли значительные потоки людей, покидающих опасные для жизни районы, получивших название «беженцев», «вынужденных переселенцев» и «перемещенных лиц». Бегство граждан от войны и погромов, бедствий и смерти шло по трем каналам: перемещение во внутренние районы государства, выезд в другие страны постсоветского пространства и эмиграция в дальнее зарубежье - за пределы российской евразийской цивилизации.
Одной из основных зон, принимавших мигрантов из регионов этнических конфликтов на территории России, стали русскоязычные области и края. Причем субъекты ЮФО принимали мигрантов не только из Закавказья: близость к центрально-азиатскому региону обусловила массовый приток оттуда мигрантов, в том числе беженцев. Из 212 тыс. вынужденных переселенцев и беженцев, зарегистрированных в субъектах Северного Кавказа на начало 1999 года, 44 тыс. прибыло из государств Центральной Азии. В первой половине 1999 года беженцы из Центральной Азии составили 26% лиц, получивших данный статус в субъектах Северного Кавказа.
Вынужденная миграция шла в направлении от зон военных действий в Таджикистане, Абхазии, Карабахе и, конечно же, на Северном Кавказе. Причем, четко прослеживалась закономерность - чем острее была военно-политическая ситуация, чем жестче борьба, чем больше насилия и жертв, соответственно, тем масштабней вынужденная миграция.
Северный Кавказ в целом был принимающим регионом, за исключением некоторых территорий. В Чечне и Дагестане численность некоренного населения постоянно уменьшалась, а в русских Ставропольском и Краснодарском краях - росла. С конца 80-х, с возникновением и развитием этнополитических конфликтов, медленные изменения демографической ситуации переросли в быстрые и радикальные.
Независимо от причин и характера конфликтов на Кавказе резко усилилась миграционная подвижность населения так называемых нетитульных национальностей. Параллельно начался процесс реэмиграции населения ряда северокавказских национальностей, живущих за пределами своих национально-государственных образований. Все это еще более обостряло этнополитическую ситуацию в различных регионах Северного Кавказа, усиливая и без того существенный миграционный отток населения нетитульных национальностей.
На Северном Кавказе проявились тенденции к этнической унификации территорий. Например, в Северной Осетии отъезд ингушей из Владикавказа и Пригородного района и прибытие беженцев-осетин из Грузии привели к повышению доли осетинского населения и появлению первых признаков изменения культурно-языковой ситуации. Ингушетия в результате прибытия огромного для республики количества беженцев из Пригородного района Северной Осетии и плохо не поддающегося учету потока беженцев-ингушей из Чечни стала практически мононациональной.
Миграционные процессы на Северном Кавказе жестко рефлектировали на изменения, происходящие в политической, экономической и национальной жизни региона. Именно здесь, на Юге России возникла реальная мощная угроза национальной безопасности, целостности и суверенитету России, проявившаяся в форме агрессивного сепаратизма, выстраивающего свою стратегию на базе воинствующего национализма отдельных этнических групп населения и привнесенного в регион религиозного экстремизма в одном из его наиболее радикальных вариантах - исламском ваххабизме.
Произошедшие в этот период миграционные конфликты в местах компактного проживания этнических мигрантов классифицируются по двум критериям: отношения миграционных групп с населением принимающей стороны и друг с другом по поводу условий проживания и отношения к причинам существующих межэтнических конфликтов, во-вторых, отношения мигрантов и других этнических субъектов к власти различных уровней.
Первая группа конфликтов находится в горизонтальной плоскости и имеет относительно внутренний характер. Вторая - в вертикальной плоскости и носит внешний характер, так как выводит конфликтующие стороны за пределы ареала обитания. Среди горизонтальных конфликтов следует выделить конфликты между коренным населением и миграционными группами . Этот тип конфликтов на протяжении 1990-х годов являлся самым распространенным на Северном Кавказе, они были зафиксированы во многих районах и населенных пунктах, где в последнее десятилетие кардинально поменялся этнический состав населения.
Конфликты между коренным населением и месхетинскими турками были отмечены в нескольких районах Кабардино-Балкарии, Ростовской области, Краснодарского и Ставропольского краев. Конфликты между русским и армянским населением наблюдались в станице Лысогорской и Георгиевске Ставрополья, в городах Анапе, Армавире, Тимашевске и других населенных пунктах Краснодарского края. Конфликты между русскими и курдами неоднократно происходили в Краснодарском крае и Адыгее.
Отмечалась также достаточно активная роль казачества в подобных выступлениях Возрождение и становление казачьих объединений в русскоязычных регионах и национальных движений и обществ в республиках Северного Кавказа было простимулировано активностью мигрантов. На ранних этапах своего современного становления казаки попытались взять на себя функции правоохранительных органов: проводили проверки паспортного режима, задерживали и досматривали автотранспорт, осуществляли рейды на рынки и т. п.
К горизонтальным конфликтам можно отнести обострившиеся конфликты между этническими группами коренного населения. Подобными межнациональными конфликтами являются противоречия между даргинцами и ногайцами в Буденновском, Степновском и Нефтекумском районах, между русскими и цыганами в Ипатовском и Петровском районах, между казаками и аварцами в Степновском районе Ставрополья. После террористического акта в Буденновске возникли трения между казаками и «лицами кавказской национальности» (прежде всего чеченцами), проживающими в некоторых районах Ставрополья, в том числе Буденновском, Новоселицком, Георгиевском, городе Пятигорске. Последними в этом списке стали столкновения между туркменами и русскими в Туркменском районе Ставрополья.
В общем виде можно выделить наиболее заметные и серьезные причины обострения межнациональных конфликтов. Общая, не зависящая от мигрантов, причина - правовые проблемы положения мигрантов - некоторые из них не имеют возможности легализовать свое правовое положение и статуса. Этно-статусный характер носят требования повышения политического статус отдельных этнических групп и создания национальных автономий.
Экономические и социально-экономические причины, может быть самые главные, в росте напряженности в отношениях мигрантов и местного населения. В начале массового переселения в районах вселения мигрантов коренное население ощутило острый дефицит потребительских товаров, который совпал с объективными проблемами административной экономики. В дальнейшем этно-экономическая стратификация населения, конкуренция за землю и рабочие места обусловили сложные взаимоотношения местных и пришлых этнических сообществ. Зачастую, на фоне низких заработков коренного населения, адаптировавшиеся мигранты имеют большие доходы, что во многом связано с их вынужденной повышенной деловой активностью.
Однако с вынужденной миграцией связан рост преступности и появление новых видов преступлений, так как в связи с проблемами трудоустройства происходит маргинализация и люмпенизация некоторой части мигрантов.
Важным фактором, обостряющим проблемы мигрантов и их взаимоотношений с автохтонным населением, является демографический вопрос. Он заключается в интенсивности прибытии соотечественников (соплеменников) и относительно высокой рождаемости этнических мигрантов на фоне депопуляции русскоязычного населения и других коренных этнических групп. Традиционно рождаемость среди армян, месхетинских турок, курдов, даргинцев, чеченцев намного выше, чем среди славян.
Особо следует выделить социо-культурные причины - выражаются в изменении условий жизни и характера межличностных отношений в процессе воздействия увеличения новых диаспор. В этих условиях обычные бытовые проблемы приобретают ярко выраженную этническую окраску. К примеру, мигранты иной культуры принесли беспорядок на улицы некоторых населенных пунктов, их дети не достаточно хорошо владеют русским языком, что снижает общую успеваемость в классах.
Не маловажной является религиозная причина - многие этнические мигранты являются мусульманами, в то время как большинство коренного населения исповедует христианство. С одной стороны, ислам гораздо более жестко, чем христианство, регламентирует каждодневное поведение человека. Любое значительное событие в жизни человека - свадьба, рождение ребенка, обряд посвящения, похороны или поминки требуют сбора всех ближайших родственников.
Консолидация мусульман иногда настораживает местное христианское население. Напряженность усиливается в случаях изменения религиозной и социально-культурной среды - строительства мечетей, расширения кладбищ и пр. С другой стороны, не следует сбрасывать со счетов, распространение агрессивных религиозных течений, таких как ваххабизм, существенно повлияли на конфликтность ситуации в некоторых районах Северного Кавказа. Сказывается также утрата населением в XX веке религиозной культуры.
Важнейшим условием развития конфликтности является обострение взаимоотношений центра и регионов, то есть выдвижение требований отдельных этнических групп к государственным структурам и властям различного уровня. Первой разновидностью таких конфликтов могут быть выступления коренного населения. Второй разновидностью вертикальных конфликтов стали выступления и требования со стороны мигрантов к властям различного уровня.
