И Вы думаете, что население страны, столь презрительно Вами причисленное к сторонникам теории геоцентризма, сильно интересуют результаты работы этих самых роспила и ...ээээ росяма (даже не знал что и такое уже есть)?

А, еще под сомнение ставится теория вращения земли вокруг солнца, вы слышали о таком?)))

С таким министром образования, хорошо что хоть читают пока.
Не далее, как на этой неделе позвонил жене её родственник. Не интересовался ни путеным ни Ко, ни роспилом. А тут работы лишился и говорит: - Я решение быстро приму....

ХЗ, то ли грабить пойдёт, то ли в петлю просунется.
А до этого не интересовался...
Я то думаю такую же работу найдёт, но за меньшие деньги и ... опять интересоваться перестанет... до следующего раза.

Пелевин. Отрывок из нового романа. Гениально, как всегда.

...Взнуздать людям мозги. Любым самым примитивным образом. Показать им какую-нибудь тряпку на швабре и потребовать определиться по ее поводу. Жестко и однозначно. И чтоб никто не вспомнил про третий вариант ответа.
Энлиль Маратович некоторое время думал.
— Да, — сказал он. — Тут есть зерно. Но как этого добиться?
— Нужно временно добавить к гламуру и дискурсу третью силу. Третью точку опоры.
— Что это за третья сила? — подозрительно спросил Энлиль Маратович.
— Протест, — звучно сказал Самарцев.
— Да, — повторил Калдавашкин, — протест.
— Нам нужен шестьдесят восьмой год, — шепнул Щепкин-Куперник.
— Шестьдесят восьмой — лайт, — добавил Самарцев.
Лицо Энлиля Маратовича покраснело.
— Вы что, хотите, чтобы я танки ввел?
— Наоборот, — поднял палец Самарцев. — Студентов.
— Но зачем? Собираетесь устроить хаос?
— Энлиль Маратович, — сказал Самрацев, — мы не выходим за рамки мирового опыта. Все идеологии современного мира стремятся занять такое место, где их нельзя подвергнуть анализу и осмеянию. Методов существует довольно много — оскорбление чувств, предъявление праха, протест, благотворительность и так далее. Но в нашей ситуации начать целесообразно именно с протеста.
Калдавашкин деликатно кашлянул, привлекая к себе внимание.
— Кто-то, помнится, сказал, — промолвил он, жмурясь, — что моральное негодование — это техника, с помощью которой можно наполнить любого идиота чувством собственного достоинства. Именно к этому мы и должны стремиться.
— Вот-вот, — отозвался Самарцев. — Сегодня всякий готов смеяться над гламуром и дискурсом. Но никто не посмеет смеяться над благородным негодованием по поводу несправедливости и гнета, запасы которых в нашей стране неисчерпаемы. Гражданский протест — это технология, которая позволит поднять гламур и дискурс на недосягаемую нравственную высоту. Мало того, она поможет нам наделить любого экранного дрочилу чувством бесконечной моральной правоты. Это сразу уберет в черепных коробках весь люфт. А вслед за этим мы перезапустим святыни для остальных социальных страт. Чтобы везде горело по лампадке. Мы даже не будем чинить ограду. Публика все сделает сама. Не только починит, но и покрасит. А потом еще и разрисует. И сама набьет себе за это морду…
Энлиль Маратович поскреб пальцем подбородок.
— Давайте по порядку. Что думает гламур?
Щепкин-Куперник шаркнул ножкой.
— Полностью согласен с прозвучавшим. Начинать надо с протеста — и вовлекать в него бомонд. Это позволит мобилизовать широкие слои городской бедноты.
— Каким образом? — спросил Энлиль Маратович.
Щепкин-Куперник сделал шажок вперед.
— Участие гламурного элемента, светских обозревателей и поп-звезд одновременно с доброжелательным вниманием СМИ превратит протест в разновидность conspicuous consumption[14 - Потребление напоказ.]. Протест — это бесплатный гламур для бедных. Беднейшие слои населения демократично встречаются с богатейшими для совместного потребления борьбы за правое дело. Причем встреча в физическом пространстве сегодня уже не нужна. Слиться в одном порыве с богатыми и знаменитыми можно в Интернете. Управляемая гламурная революция — это такое же многообещающее направление, как ядерный синтез…
— Не говори красиво, — сказал Энлиль Маратович. — Что значит — гламурная революция? Ее что, делают гламурные бляди?
— Нет. Сама революция становится гламуром. И гламурные бляди понимают, что если они хотят и дальше оставаться гламурными, им надо срочно стать революционными. А иначе они за секунду станут просто смешными.
— Ничего радикально нового здесь нет, — пробасил Самарцев. — Только хорошо забытое старое. Во время Первой мировой светские дамы ездили в госпиталь выносить за ранеными крестьянами утки. И наполняли себя благородным достоинством, вышивая кисеты для фронтовых солдат.
— Но тогда в этом не было элементов реалити-шоу, — сказал Калдавашкин. — А нам нужно именно непрерывное реалити-шоу, блещущее всеми огнями гламура и дискурса — но не в студии, а на тех самых улицах, где ходят зрители. Которое позволит наконец участвовать в реалити-шоу всем тем, кто искренне презирает этот жанр.
— Это будет реалити-шоу, — сказал Самарцев, — которое никто даже не посмеет так назвать. Потому что оно обнимет всю реальность, которую мы будем правильным образом показывать ей самой, используя зрителя не как конечного адресата, а просто как гигиеническую прокладку. И как только зритель почувствует, что он не адресат, а просто сливное отверстие, как только он поймет свое настоящее место, он и думать забудет, что кто-то пытается его обмануть. Тем более что ему будут не только предъявлять актуальные тренды, но и совершенно реально бить по зубам…
— И по яйцам? — строго спросил Энлиль Маратович.
— И по яйцам тоже, — сказал Самарцев. — Обязательно.
Халдеи заметно повеселели, решив, что если начальство шутит, идея уже почти принята.
Мне показалось, что я тоже должен подать голос.
— А как вовлечь в протест гламур? — спросил я.
— Нам не надо ничего делать, — пророкотал Самарцев. — Он втянется сам. С гламурной точки зрения протест — это просто новая правильная фигня, которую надо носить. А не носить ее — означает выпасть из реальности. Какие чарующие и неотразимые сочетания слов! Политический жест… Самый модный оппозиционер… Стилистическое противостояние…
— Но как все удержать под контролем? Вдруг это начнет вот так… — Энлиль Маратович сделал сложное спиральное движение руками, — и перевернет лодку?
— Нет, — улыбнулся Калдавашкин. — Любая гламурная революция безопасна, потому что кончается естественным образом — как только протест выходит из моды. Когда новая правильная фигня перестанет быть модной, из реальности начнут выпадать уже те, кто до сих пор ее носит. Кроме того, мы ведь не только поп-звезд делаем революционерами. Мы, что гораздо важнее, делаем революционеров поп-звездами. А какая после этого революция?
— Они про правильную прическу будут больше думать, чем про захват телеграфа, — добавил Щепкин-Куперник.
— Не телеграфа, а твиттера, — поправил Самарцев...

В чем гениальность? По мне так сплошная банальность. "И без третьего варианта ответа", кстати, только про "протест". Как насчет моды на религию? Как насчет проправительственных СМИ? Это ж такая клоака, наполненная "чарующими и неотразимыми сочетаниями слов", наделяющая "любого экранного дрочилу чувством бесконечной моральной правоты". Так штаа... протесты, единыероссии... Своя голова должна быть и иммунитет к внешним воздействиям. И одинаково не смогут ей пользоваться ни правительствы, ни протесты.

Ну так кто бы сомневался! Всё что не совпадает с предопределенным собственным мнением обзывается банальностью. А по мне - так очень остро и в самую точку. Он ведь не пытается выгородить какую-либо из сторон, а наоборот, хочет донести мысль, что нет никаких двух сторон, а всё что происходит - делается одними и теми же силами. Чего никак не хотят понять наши сбитые с толку последователи раскрученных попсовых революционеров.

Вот еще выдержка с этого же романа (разве не та же самая мысль, которую и я уже довольно давно пытаюсь донести до форумчан?):

"... — Я не делаю провальных инвестиций, — сказал Кедаев. — Финансирование бессмысленно.

— Почему? — спросила темнота.

— Потому, что русского человека сегодня невозможно развести на нужную форму протеста. Он нутром чует — от борьбы на предлагаемом фронте ни суть, ни качество его жизни в лучшую сторону не изменятся. А вот хуже все стать может.

— Русская жизнь жутка, — сказала темнота.

— Жутка, — согласился Кедаев. — Но давайте говорить честно, единственное, что могут предложить человеку нынешние политактивисты — это ежедневное потребление исходящего от них ментального форшмака. И еще, может быть, судимость. Кроме доступа к этим острым блюдам, протест не принесет ничего. Даже если допустить, что страна не развалится на обломки, перестреливающиеся в прямом эфире… Ну что даст победа оппозиции? Не нам, тут все понятно, а плебсу? При коммунизме это был доступ к западному типу потребления. Они его получили. А сегодня?

— Возможность политического самовыражения, — сказала темнота.

— А что они выражать-то будут? Что денег нет? Так кто ж им даст.

— А чувство собственного достоинства? — не сдавалась темнота.

— Какое достоинство, когда денег нет? Когда нет денег, может быть только злоба на тех, у кого они есть. Вот как тут у некоторых шотландских пацанов…

За столом раздался электронный смех.

— Брать головы на абордаж сегодня бесполезно, — продолжал Кедаев. — Любой дурак понимает, что при самом позитивном для оргкомитета исходе борьбы рядовой пехотинец точно так же низкобюджетно сдохнет в своей бетонной дыре. И это, повторяю, в самом лучшем случае. Если его не зарежут на фридом-байрам.

— Мы можем убедить людей, что все изменится.

Теперь электронно засмеялся Кедаев.

— Вряд ли. Всем ясно, что изменятся только доносящиеся из ящика слова. И не сами слова, а просто их последовательности. И еще список бенефициаров режима на сайте «компромат.ру». Возможно, мы в нем будем несколькими строчками выше. Но ни одного пехотинца там не будет все равно. Кого мы убедим рисковать за это жизнью и свободой? Даже самих себя не убедим. Нереально..."